Я очнулся. Тепло было, и яркий свет ласкал лицо. Ноги пребывали в объятиях теплого влажного песка. Я пошевелился, и песок зашуршал по коже, царапая ее.

Я еще не знал, кто я.

Я выкарабкался из песка. Это было не так просто, потому что я был очень слаб, а ладошки так малы, что песок долго шуршал в стороны, прежде чем я оказался на свободе. Шумело море - прибой бился недалеко от меня, вынося кудрявые полосы пены на берег и размазывая их о песок. Я выпрямился, глядя на солнце. Оно только начало свой восход над морем, омывая все своими живительными лучами.

Я ощущал, что какая-то часть меня все еще находится в песке, хотя я стою на песке, глядя на солнце, и на пятна и полосы, что оно чертит на поверхности моря.

Я оглянулся через плечо и увидел сквозь песок очертания какого-то предмета. Я повернулся и шагнул ближе к нему.

И увидел себя.

Я был занесен песком почти по шею, даже коротенькие светлые волосенки были в песке, и только слепое лицо да остренькие плечи поднимались к солнцу, бросающему мою тень на меня.

Некоторое время я созерцал себя, а затем отделил в себе часть-стоящую от части-в-песке. Я осознал, что состою из двух частей. И вдруг ощутил необычно сильно, что в мире для меня важны и дороги лишь три вещи: это теплое, ласковое солнце над морем и само море, эта загадочная часть-меня-что-в-песке, и еще... еще часть-меня-что-не-я.

Но часть-меня-что-не-я была так далеко во времени и пространстве, что не имело смысла пытаться ее понять. Тем более, что мои ощущения говорили мне, что необходимо быстро откопать из песка часть-меня-что-в-песке.

Я встал на колени спиной к солнцу и принялся с усилием отбрасывать песок. Слабые маленькие ручки едва слушались меня, но я, ощущая собственную слабость и неуклюжесть, все же спешил. Потому что точно знал: нужно оберегать Часть-меня-что-в-песке, ведь она меньше и слабее, чем я, и родилась позднее. Я спешил.

Когда я выкопал грудь, плечи, толстенький животик и ручки, сложенные на нем, то увидел странный предмет в ладонях-которые-лежали. Это было круглое, прозрачное и необыкновенно притягательное. Я был так ошеломлен, что замер на четвереньках, упершись в песок сжатыми ладонями-которые-копали и уткнувшись носом в это Круглое-и-Прозрачное.

Это была именно та часть-меня-что-не-я.

Но как это может быть?! Почему мои ощущения подвели меня?..

Уставившись на Круглое-и-Прозрачное, я ощущал. И ощутил, что сперва ошибся, и что помимо ощущений есть еще что-то. Я ошибся, потому что ощущал. То время, что было уже близко, я понял как далеко, поскольку не знал прежде меры времени.

Теперь я знал Время.

И когда я узнал Время, я очнулся... очнулась. Я открыла глаза и увидела себя - темный силуэт, из-за которого били лучи утреннего солнца. Тогда я понял... поняла, что уже отделена от целого, и от части-меня-что-уже-стоит.

Я смотрел на себя-что-в-песке. Я видел свои глаза, напоминающие море. Я видел свои руки, лежащие на гладких боках Круглого-и-Прозрачного. Моя тень падала на Круглое-и-Прозрачное, пересекая меня-что-в-песке. И я ощутил: это нехорошо.

Я отодвинулся,.. и солнце ударило мне в лицо и заиграло лучами в Круглом-и-Прозрачном, разбрызгивая светящиеся капли. И я понял, что это хорошо, и засмеялся.

Я засмеялась и села, вытягивая ноги из песка, тихо шуршащего по моей коже и скрипящего под ногами-которые-уже-стояли. Я взяла одной ладонью Талисман и протянула его лучам солнца, окатывающего все светящимся потоком. Так, чтобы все мои четыре глаза смотрели на него. И я ощутила, что люблю это солнце, это море, этот песок, и себя-что-стоит-рядом.

А затем я понял... поняла, что смеемся - Мы.

И это был наш первый смех.

Мы оба смеялись, и побежали по берегу. Две руки взялись вместе, а две тянулись к солнцу, чтоб оно продолжало сверкать к Круглом-и-Прозрачном, которое называлось Талисман. Нам было легко и весело, и мы добежали до дюны, и взобрались на нее, и увидели с ее высоты зеленую полосу берега, отделенную от нас расстоянием песка и дюн. Наши тени ложились впереди нас, и мы ощутили, что это нехорошо. Мы сели на гребне дюны спинами к берегу и лицом к морю, и стали ждать, слушая его равномерные удары о песок. Мы ждали.

Мы ждали. И постепенно мы стали понимать.

И мы поняли, что мы - отдельные. Мы поднялись и стали разглядывать друг друга, и нашли отличия.

У нее в руке было Круглое-и-Прозрачное, что называлось Талисман, и светлые короткие волосенки на голове. Я же ощущал, что я - это я. В моих руках не было ничего, а на голове под ладонью ощутился лишь легкий пушок. И я понял, что кроме ощущать и понимать есть еще думать. Тогда я стал думать. И понял, что я-ощущаемое есть я-думаю и не-я-думаю, и что не-я-думаю есть - Она. И я ощутил огромную радость от того, что я - это я, а она - это она.

И я тоже стала думать, и поняла, что не-я - это Он, а я - это я. Потому, что у меня был Талисман, а у него между ног болталась маленькая забавная штучка, за которую хотелось дернуть. Дернуть я не могла, потому что шар Талисмана был большой, мешался, и мне жаль было выпускать его из рук, чтобы положить на песок. Я посмотрела на себя, и увидела, что у меня такой штучки нет. И стало грустно. Потому что я поняла, что даже в наших ощущениях мы - разные, и отдельные.

И мне стало больно.

Я опять захотела стать целой и беззаботной, и прижалась к нему. Я думала, слиться вновь также легко, как горсти песка перетекают одна в другую, но ничего не вышло.

Тогда я заплакала.

И это были наши первые слезы.

А потом мы смотрели на наступающее море, которое гнало нас к берегу, сужая полосу нашего песка, и шли вдоль его кромки, держась за руки и глядя на солнце, море и песок. И когда солнце встало над нашими головами и стало сильно припекать макушку, плечи и колени, мы повернулись и пошли к зеленой полосе. У нас не было теней.

И мы знали, что это - хорошо.

Елена Канн

Потом странный и какой-то зачарованный сон о женщине в южнославянской (болгары? Сербы?) деревне. Женщина эта была в жизни очень несчастна, к тому же за ней была недобрая слава колдуньи. Она лунными ночами косила острой косой белую, совсем серебряную при свете Луны, сирень с высоких "сиреньевых" деревьев. Часть цветов она потом продавала влюбленным, остальное же пускала на пряжу(!), из которой вязала удивительной красоты белоснежные тонкие кружевные шали. И вот, в одну лунную ночь, когда колдунья косила сирень, на поляну вышла необычайно красивая девушка (во сне я чувствовал, что очень люблю её) в белом подвенечном наряде. Вдруг возникла музыка, и моя возлюбленная поплыла в волшебном вальсе по усыпанной скошенными цветами поляне. Она кружилась и кружилась в серебре лунного света, а сверху медленно падал снегопад из хлопьев сирени, и девушка улыбалась, счастливая. Женщина-колдунья услышала музыку, увидела девушку, невыразимо прекрасную в этом наряде и в этом танце. Она засмеялась счастливым молодым смехом (говорят, впервые за много лет) и стала бросать на девушку свои почти невесомые платки, которые плыли хороводом вокруг головы девушки и не спешили падать в пахучую сирень... Девушка подхватила один платок, набросила себе на голову и, став еще более прекрасной, закружилась еще быстрее... Но из-за высокой ограды появились вдруг какие-то нехорошие люди и принялись смеяться над девушкой и ругать старуху. И сразу пропала музыка, исчезли улыбки, колдунья стала отвечать привычной бранью на угрозы и проклятья, а девушка ушла с поляны несчастной и печальной. Мне было больно и стыдно за этих серых, злых людей...

Вот что снилось мне в эту ночь. Ощущение чего-то волшебного и прекрасного осталось у меня где-то в глубине сознания до сих пор.

Н.Франц "Дневник одиночной спелеоэкспедиции с комментариями и дополнениями. День девятый. Дивные сны"