"Диалектика рефлексивной деятельности и научное Познание". Ростов-Дон. 1983 Ростовский Университет. Автор: Батищев Генрих Степанович ДИАЛЕКТИКА И СМЫСЛ ТВОРЧЕСТВА (к критике антропоцентризма) Философия... представляет собой живую душу культуры. К.Маркс Ничто не может быть чище и возвышеннее, нежели стремиться к будущей стране Великой Культуры. Н.Рерих При всей разноликости нынешних способов рефлексии, в частности способов рефлексии над смыслом жизни, все же в большинстве своём они принадлежат к одному и тому же парадигмально определенному типу. В чем именно заключается эта парадигмальная определенность, а тем самым и ограниченность преобладающего типа рефлексии, остаётся вне пределов досягаемости для самокритических усилий у тех, кто сознанием и, главное, бытием своим пребывает ВНУТРИ этого типа. Происходит же так просто потому, что для них принятая ограниченность выступает как обязательное условие всякой критичности и допустимой для них самокритичности. Логика этой связи такова: без судьи нет и критического суда, без ТОЧКИ зрения нет зрения. Поэтому всякое рефлектирующее видение предполагает внутренний исходный пункт, внутреннюю вершину, с которой только и можно что бы то ни было подвергнуть рефлексии. Дело не в том, какова оказалась бы эта вершина при её соотнесении с другими для божественно совершенного взгляда на неё, а в том, что именно эта вершинка - СВОЯ СОБСТВЕННАЯ и в качестве таковой она и только она есть абсолютное "начало координат" для нынешнего самостоятельного сознания. Значит, быть самостоятельным есть то же самое, что быть судьёй над убедительностью, допустимостью или не допустимостью чего бы то ни было - быть автономным сознанием. Обладать автономным сознанием, исходящим всегда в своей рефлексии от внутренней точки - своего зрения - такой, которая ставится над чем бы то ни было, - это равносильно провозглашению себя "Мерой Всем Вещам". Человек (как индивидуализированная часть человечества) полагает самого себя знающим, что ему нужно от действительного мира, что ему потребно от него, лучше, нежели сам Мир, его беспредельная объективная диалектика. Последней не оказывается такого доверия и за нею не признаётся такого достоинства, чтобы она могла таить в себе какое-то более высокое Мерило... Единственной альтернативой автономному сознанию в этом случае выступает сознание, в наиболее существенных своих ориентациях не рефлектирующее - ГЕТЕРОНОМНОЕ. Быть гетерономным - значит полагать вершину суда и зрения вне себя - в другом, значит быть несамостоятельным, иждивенческим индивидом. Это значит в чем-то самом главном и решающем подменить свой опыт - чужим опытом и подчиниться ему, подменить свои высокие решения и мысли - решениями других, вынесенными за тебя. Это значит - вытеснить свой художественный вкус и нравственные ценности, заглушить голос своей совести - звучанием иных голосов. Для автономного сознания гетерономия есть паразитирование одних на других, есть существование не своей жизнью, мышление чужими мыслями, оценивание чужими оценками. НО при этом принимается за нечто само собой разумеющееся то, что "жертвой" паразитирования может быть только автономное сознание. В нём усматривается эталонная норма и, если не сознательно ориентирующий, то подсознательно влекущий к себе идеал. Но это - отнюдь не реально действующая Норма и вовсе не практически претворяемый идеал, ибо полная автономия сознания неосуществима без действительной автономии человеческой жизни, его деятельностного бытия, без слияния и тождества с таковой. А это совершенно невозможно: это потребовало бы полного "выпадения" из Вселенной, разрыва всяких уз взаимности и сопричастности беспредельной объективной диалектике, абсолютной изоляции и ухода прочь от неё. Автономия принимается за норму и идеал безотносительно к её реальной достижимости - так, как если бы субъект уже обладал ею во всей полноте актуально. Обладает же он непосредственно лишь охватившей его всего завистливой жаждой безграничной автономии и столь же агрессивным, как и всякая зависть в её потенции, безосновательным притязанием. Отсюда - стремление узурпировать такую безграничную автономию, захватив ее у тех, кому она гипотетически приписывается, но у кого на деле её, конечно же, тоже нет. Мало сказать, что в действительности автономия никогда не бывает и принципиально не может быть безграничной и безусловной, какою она выглядит в саморефлексии индивида - автономиста. Гораздо существеннее то, что реальная, всякий раз исторически определённая и по необходимости, ограниченная автономия, присущая конкретному жизненному бытию индивида, его особенным сущностным связям с другим, закономерно порождает в его рефлексии именно притязание на её безграничность. Сама природа рефлексии, отправляющейся от внутренней вершинной точки зрения, от "своего мерила" для всего мира, такова, что индивид-автономист воздвигает себя превыше всех миров. "… Несомненным остаётся тот факт, что существуют рефлектирующие индивиды, полагающие, что в рефлексии и посредством неё они возвысились надо всем, тогда как в действительности они никогда не возвышаются над рефлексией" (7 с. 248), над её ограниченностью, над "своим мерилом". Это воздвижение человеком самого себя - своих потребностей, взятых в качестве масштаба и мерила для всех вещей, - над миром, есть отнюдь не дело одной только рефлексии или рефлектирующего отношения сознания: это есть дело, совершаемое сознательно и бессознательно всем деятельностным бытием индивида на определённом его уровне. Поэтому автономное сознание (разумеется, ограниченно автономное) - это не что иное, как необходимое выражение действительных, исторически определённых социальных связей особенного типа, а именно тех, которые К.Маркс назвал атомистическими (II, с.103),а в трёхчленной типологии - характеризовал их как "Gesellschaftlichen" в узком смысле, взятом в его противопоставлении "Gemeinschaftlichen" (что касается связей безразлично- атомистического типа, то это - общение разобщенных, соединение разъединенных, сосуществование самодовлеющих, сближенность остающихся друг другу далёкими, внешняя нужда внутренне друг в друге не нуждающихся, интерес незаинтересованных, узы между разорвавшими всякие узы сущностной взаимности). Атомистические социальные связи и отличаются тем, что предполагают нарушенность и разорванность всех естественных или, вернее, псевдоестественных уз, предопределявших жизнь индивидов, всех "пуповин", делавших их принадлежащими социальному целому в качестве частей и акциденций, т.е. придатков, лишенных самостоятельности. Как бы сильно ни преобладал своецентризм и атомистический тип связей в системе отношений конкретного субъекта-человека, в структуре его субъективнодеятельностного мира, всё же он никогда не может стать единственным. Он по необходимости сосуществует с иными, инородными связями и, прежде всего - постоянно находится во взаимозависимости с прямо противоположными ему связями, свойственными органической общности – тому, что К. Маркс называл "Gemeinschaft". Эта взаимозависимость находит себе выражение в том, что автономное сознание предполагает гетерономное. Сознание, рефлектирующее, исходя из своего центра, предполагает не-рефлектирующее, как своё первичное лоно и наследие, как свою опору, часто совершение неявную. В известном смысле можно сказать, что, в конечном счете, гносеологическая и онтологическая гордыня, свойственная автономной установке сознания и всему своецентризму, есть не что иное, как порождение бунта против гетерономности. Но всякий бунт не в состоянии вывести за пределы предпосылок, общих ему со всем тем, против чего он направлен. Поэтому автономная установка неизбежно несёт на себе печать негативной зависимости от своей противоположности она всегда остается в плену у неё, она постоянно и на каждом шагу есть не больше, чем антигетерономность. Автономность по сути своей негативна, как бы эта негативность ни маскировалась, и по отношению к беспредельной объективной диалектике - нигилистична. Она есть позиция онтологической неблагодарности к источнику своего происхождения. Ставя себя в центр мира, она ведёт себя как "сама субстанция". Она свергает что бы то ни было универсально- высокое, субъективно-субстанциальное, ибо только отвержением и попранием субстанциального она способна утвердить себя как субъектность. Однако утверждаемая посредством такого негативизма автономная субъектность внутренне скудна и обречена самой собою на оскудение ещё больше; обладает же она кое-чем лишь благодаря гетерономии. Насколько автономная установка пропитана гетерономностью и зависит от неё, настолько же и гетерономное сознание, как бы оно ни старалось лишить себя даже остатков самостоятельности и предать себя иждивенчеству, неявно совершает именно свои собственные поступки и буквально на каждом шагу практикует нечто такое, за что оно само должно нести ответственность. Перенесение центра субъективного мира на другого или на некий социум - в надежде переложить и ответственность на другого или на других - оказывается обманчивым. Ибо само включение слепого принятия и подчинение авторитарному контролю есть все-таки акт деятельности, хотя и крайне ущербный. И даже сама попытка переложить ответственность есть нечто такое, за что приходится нести ответственность. От деятельностного характера субъектного мира никуда убежать невозможно. Поэтому наискромнейшее иждивенчество и уповательство, т.е. чистый квиетизм обоготворяющий некие символические содержания, которыми он хотел бы заменить и заместить свою собственную ответственно-инициативную жизнь, на деле лишь терпит самообман: то, что оно обоготворило и что попыталось поставить на место своего свободно-вольного деяния, есть вовсе не реальный Другой, но всего лишь закостеневший и омертвлённый образ его, всего лишь пустая форма, удержанная из своего же собственного прошлого опыта, субъективистская схема и ритуальный алгоритм, применение которых сплошь и рядом насквозь своемерно и своецентрично. Здесь своецентрим сохраняется, но не в форме личной гордыни и индивидуального самоутверждения, а в форме косвенной - через посредство коллективной проекции себя во вне: человеческое общеземное мерило превозносится, а индивид подвергает себя самоуничтожению. Не способно гетерономное сознание также и полностью избежать рефлексии. Уповая на некий стоящий над нею авторитарный контроль, оно поселяет его представительство как "полицейский" филиал внутрь себя: "Шпионка и ищейка "рефлексия" следит за каждым движением духа и тела, и всякая деятельность и мысль, всякое проявление жизни есть для нее дело рефлексии, т.е. дело полиции"(7, с.251). Так отказ от явно и прямо совершаемой рефлексии, совершаемой внутри и ради самодеятельности, приводит по логике бумеранга к тайному или косвенному контролю чужой силы. Так отказ быть господином в своем субъектном мире согласно своей духовно ответственной совести приводит к возвращению господства в отчужденной форме. Вот тут-то мы и видим, как человек может дойти до того, что самое достойное, очищающее и облагораживающее дело - самоконтроль и самоотчетливость в "каждом движении духа и тела" - подменено отвратительнейшим внутренним разладом: противоборством между социально-ролевым, формально-полицейским контролем у воцарившемся внутри личностного мира, и неисправимо "крамольными" потребностями, склонностями, мотивами... Такой социально- ролевой контроль есть лишь необходимый продукт самоотчуждения тех многих, которые всё ещё не способны к самоконтролю. Гетерономная установка внешне выступает как антипод своеценризму. Но на деле эта установка всего лишь перемещает центр той субъектности, которая повернулась спиною ко всей беспредельной объективной диалектике, отвергла имманентные ей гармонически творческие мерила- масштабы и ценностные измерения бытия и утверждает самую себя в качестве "Меры Всем Вещам" - c индивида на группу, на некий социум. Гетерономия раскрывает свою тайну: она вовсе не излечивает индивида, от социально исторической болезни своецентризма, но просто подчиняет его СВОЕЦЕНТРИЗМУ КОЛЛЕКТИВНО-СОЦИАЛЬНОМУ, гораздо более мощному, хитрому и коварному, защищенному облачением в культ "объективных обстоятельств", в идеологию, проповедующую соблюдение законов фатально-неотвратимых и принудительных… Разумеется, гетерономность адекватна отнюдь не всякой социальности, а только связям вполне определённого, специфического типа, тем, которые К.Маркс называл в классических своих работах "Gemeinschaftlichen". Здесь индивиды настолько изначально сближены между собой в тесноте со- принадлежности Целому, что еще или уже не способны вступить в самостоятельно избранную и построенную ими близость. Они настолько слиты в предуготованном им единстве, что не могут сами свободно объединиться. Их жизнь субстанциально задана, и поэтому они, воспроизводя и даже создавая сами свои отношения друг к другу, институты и т.п., делают это так, как если бы имело место вовсе не воспроизведение и созидание, а лишь сохранение их в качеств первозданных, согласно изначальному образцу. "Традиция, авторитет, обряд, ведение как абсолютный закон, необходимость как жизненный императив. Дисциплина, порядок и добросовестность… (98, с. 68). Мировоззрение, типичное для индивида-гетерономиста, представляет собой экстраполяцию на весь мир (так называемое "обобщение") его отношения к своим социальным предпосылкам как к предуготовляющим и фатализирующим его судьбу - как к задающим его поведение. Поэтому гетерономности адекватно утверждение СУБСТАНЦИИ БЕЗ СУБЪЕКТНОСТИ И ДАЖЕ БЕЗ ВОЗМОЖНОСТИ ДЛЯ СУБЪЕКТНОСТИ ТВОРЧЕСТВА. Таков субстанционализм. Итак, мы видим, что автономная и гетерономная установки сознания являют собой лишь два лика одной сущности - одного и того же отвержения беспредельной объективной диалектики в качестве источника и даровательницы мер и ценностей для субъективно-творческой жизни, для ее смысла, одного и того же онтологически неблагодарного нигилизма к ней. Различие только в том, что автономист открыто обнаруживает свою природу фаусто-прометеевского гордеца, тогда как гетерономист ЗАГОРАЖИВАЕТ от себя беспредельную диалектику не ее прямым отрицанием, но псевдопризнанием и псевдопочитанием. Но признает и почитает ее гетерономист только в ее ложном облике мертвого, субстанциалистского Миропорядка, где нет места МЕЖДУСУБЪЕКТНОСТИ… Самоунижающийся гетерономист есть соучастник еще более тяжкого, коллективного восстания против более тяжкого, коллективного восстания против космической гармонии. Впрочем, чистых форм автономии и гетерономии не бывает - всегда на лицо смесь и той и другой. И в глубинной сущности всегда существует их родство как двух форм узурпации атрибутов беспредельной диалектики - двух форм гео- и антропоцентризма. Они всегда остаются в пределах философской парадигмы монологического мироотношения. Они выражают и усиливают неспособность человека к бесконечной встрече с беспредельной диалектикой как с объективным абсолютным Другим по всем измерениям реально-практического бытия. Частности, это проявляется в неумении уважать даже простейшие целостности и тенденции природы, в неумении любить ее и все живое по-швейцеровски... Достаточно напомнить об экологическом кризисе, что бы стало ясно, что даже в этих своих простейших последствиях антропоцентризм поистенне губителен для человечества. Спасительная альтернатива антропоцентризму как таковому вовсе не есть нечто такое, что надо изобретать впервые, - это заповеданная всей древнейшей мудростью жизнь в творчестве, призывные ненавязчивые образцы которой явили собой герои-подвижники всех веков и народов, включая и ученных универсального типа, светочей высокой целостной культуры, таких как В. И.Вернадский, А.Л. Чижевский, А.А. Ухтомский, А.А. Любищев и т.д. Однако говорить ныне об этом истинном творчестве крайне трудно там, где обиходный понятийный словарь насквозь пропитан стандартами репродуктивности. Между тем креативный процесс поддается попытке понять его только тогда, когда такая попытка исходит тоже от креативного процесса. С некреативных позиций возможна лишь профанация. Не условное, а все жизненное творчество есть "абсолютное движение становления" (22, с. 462), есть самая бескомпромиссная и бесстрашная переделка субъектом самой своей глубинной сущности и рождение его заново, есть преобразование им всего субъективного "мира человека", включая и все объектные опосредствования. Творчество в имманентной ему диалектике никогда не стареет, не коснеет в омертвелых, так называемых "окончательно зрелых" формах, оно есть чистый поиск и чистое обретение, чистое незавершимое становление инаковым, бескорыстнейшее самопреображение. Оно и есть то непроходящее, подлинное бытие человека, которое великий Рильке назвал "вечным детством"(142, с.424). Как "абсолютное движение становления", творчество не может быть локализовано и заточено в рамки частичного поведения, в функции или роли, в некоторый аспект жизни наряду с другими" Оно не сводимо к продуцированию внешне отделимых объектных результатов - новых вещей- произведений. Если бы творчество было ограничено сферой средств- объектов или даже произведений, то оно было бы весьма относительным, никак не "абсолютным движением становления". Творчество есть именно вся жизнь в её целостности и разомкнутости, но такая, которая радикально отличается от простого развития. Одна из опасностей, угрожающих творчеству, - это низведение его до уровня всего лишь обычного развития. Диалектический характер последнего гораздо менее интенсивен и глубок, ибо оно всегда имеет изначальный горизонт возможностей и развёртывается лишь в его пределах. Творчество же есть у преодолевание пределов и границ, разделяющих инаковые миры... Развитие не может не налагать на мир свой собственный, "заранее установленный масштаб" - мерило всем вещам. Творчество же начинается воистину по ту сторону всякого своемерия. Привнесение готового, априорного мерила в креативную атмосферу было бы недостойной грубостью, отзвуком низших уровней бытия… Творчество вовсе не есть то псевдопутешествование, отправляясь в которое оставляют якорь не поднятым. Оно не крутится вокруг изначально данной неподвижной точки "самости", не снабжает периферийными дополнениями нетворческой самотождественный центр, но свободно уходит в путь, фатально не заданный, непрестанно пролагаемый вперёд. Поэтому быть творческим субъектом - это значит, не быть лишь однажды, раз и навсегда произошедшим и потом лишь развивающимся, но, напротив, непрестанно и вечно продолжающим происходить, продолжающим расширять и углублять сферу и богатство содержания, из которого он происходит и которое наследует в себе. Вот это и есть единственно достойный путь для человека: быть в не завершимом состоянии генеза и тем самым делать себя самого всё более и более полным, все более многомерным Дитя-Наследником беспредельной объективной диалектики. Ведь универсальность не дана человеку вся сразу как нечто законченное, она есть по сути своей вечная неустанная универсализация - по мере все более содержательного встречания с космосом в его ранее недоступных нам измерениях и аспектах... Чреватый трагическими и гибельными последствиями отказ продолжать свой генез и растить в глубь корни своего преемства, непрерывно обогащая своё наследие от беспредельной объективной диалектики в ее ценностных измерениях, в ее креативных потенциях, - вот что находит себе "популярное" выражение в ходячем представлении земного двуногого о самом себе как якобы "царе природы", "пределе совершенства", "единственном разуме Вселенной", "вершине всего мироздания". Эта воистину безумная идея призвана прикрыть собой уродства того псевдотворчества, той карикатуры на творчество, которая произрастает на почве антропоцентризма. Сколько тут саморазорванности, дисгармоничности: от "анормальных" взлётов духа индивид почти сразу же возвращается вниз - к обыденному существованию исполненному своемерия и бездуховности... Сколько в этом неправды его бытия! Напротив, истинное творчество есть в каждом дыхании его - СО- ТВОРЧЕСТВО, постоянно озабоченное тем, чтобы быть всегда сгармонизированным со все дальше простирающимися смысловыми ориентирами его деяния: и чтобы вновь и вновь начинать свое деяние не со своего мерила, но с более истинного, более богатого, более мудрого: чтобы судить не со своей, якобы единственно возможной, вершинной точки зрения ни не своим "закрытым" судом, но непрестанно видеть и судить себя глазами других: чтобы высоко и бережно нести свою все время возрастающую ответственность перед всей беспредельной объективной диалектикой. И самому быть не кем иным, как живым Ответом ей… В наследовании со-творишь И в со-творчестве наследуешь. Диалектика со-творчества именно такова, что глубочайшие неисчерпаемые богатства многоуровневого космоса раскрывают себя и даются только в достойные, творческие руки, только навстречу самому бескорыстному и парадигмально непредвзятому исканию и вопрошанию. И вместе с тем столь же верно, что истинное творчество не только бесконечно благодарно всему тому, из чего оно произросло и в чьем лоне продолжает свое обогащение предпосылками и узами преемства, а еще и смысловой устремленностыо своею. Целями и ценностями своими оно безусловно посвящено задачам всеобщего прогрессирования во Вселенной. Творческая жизнь абсолютно бескорыстна, несвоемерна - она вся есть преданное служение диалектике. Поэтому в иерархии ее задач всегда низшее подчинено высшему, частное - целостному, простое - сложному, уже обретённое - устремлению к новым исканиям... Настоящая, непрестанно возрастающая в своей мощи самостоятельность вовсе не нуждается в том, чтобы воздвигать свою "точку зрения" в виде некой внутренней вершины всех вершин. Это гораздо большая самостоятельность отправляется не от "точки", а от устремления, и не от своего монопольно господствующего мерила, а от дружеской полифонии между своими обретениями и всем тем, что еще предстоит встретить. Поэтому и рефлексия, направленная на смысл жизни, здесь впервые не ограничена никакой заранее заданной субъектной парадигмой - она не останавливает процесса самокритики ни перед каким внутренним достоянием субъекта как неприкосновенным для нее. Ничто не изъято из ее сферы, ничто не защищено запретом. Более того, именно самые глубинно- сокровенные слои личностного мира как раз и предполагают в максимальной степени нуждающимися в регулярном критическом пересмотре. Без этого ведь немыслимо "абсолютное движение становления" (К.Маркс)! Отсюда - насущнейшая необходимость культуры рефлексии ради творческой жизни как бытия в пути, как беспредельного путничества. Однако человеческое "абсолютное движение становления" (К.Маркс) предполагает такое же движение становления, вернее сказать - абсолютное в гораздо более богатом и высоком смысле, присущее самой объективной беспредельной диалектике. Со-творчество - это и есть бесконечное встречание двух становлении, двух неисчерпаемых в глубину действительностей: человека и мира. Только устремлённому, ввергнувшему себя в безграничный процесс самопреобразования субъекту также и мир раскрывается уже не как мертвый Миропорядок, а как незавершенное и незавершимое поприще деяния, как живая Сверхкультура... Беспредельная диалектика полна противоречий и тем самым – проблем для субъекта: она есть мир проблем! Но часто люди даже и не подозревают о существовании огромного множества этих проблем, разверзающихся повсюду вокруг них и в каждой точке их собственного бытия. Почему же так происходит? Дело в том, что проблемы предстают на трёх уровнях. ПЕРВЫЙ УРОВЕНЬ: проблемы предстают как проблемы с ДОСТАТОЧНОЙ логикой. Необходимым и достаточным условием их осмыслимости и разрешимости для субъекта выступает законченная, замкнутая система законов - Миропорядок. Логику этого Миропорядка мы знаем лишь отчасти, но можем узнать полнее и вернее, если постараемся ее - готовую! - извлечь из недр бытия, где она залегает и только ждёт нас, подобно некоему всеобщему полезному ископаемому. Дело только за добывательскими усилиями с нашей стороны. К сожалению, именно к проблемам такого рода и принято редуцировать всякие проблема вообще, ибо трудно назвать какой-нибудь более прочный предрассудок, нежели убеждение, что проблемы могут быть только такими. ВТОРОЙ УРОВЕНЬ: здесь проблемы предстают как проблемы с НЕ- ДОСТАТОЧНОЙ логикой. Для их осмыслимости и разрешимости предуготованная логика всегда необходима, но никогда не достаточна. Это значит, что субъект призван не только распознать предуготованную объективную логику, ту, которую он застает, но, кроме того, еще столь же объективно, в таком же строгом согласии с объективной диалектикой ПРОДОЛЖИТЬ ее, СОЗДАТЬ недостающие ее элементы, дабы сделать ее ОТНОСИТЕЛЬНО ДОСТАТОЧНОЙ. Здесь творческая деятельность субъекта входит в состав действительности полноправной участницей, созидательницей даже ее логики, ее незавершенной всеобщей гармонии. Здесь человек возвышается до строителя мира, его сотворца. "Здесь ни что без меня не завершено и ничто не успело стать" (142, с. 240). Здесь еще важнее свобода субъекта от собственного произвола и своемерия, от всяческого субъективизма. Ибо последний в таких проблемах не наталкивается на упругое сопротивление и способен производить некую псевдодействительность - до тех пор, пока не исчерпает себя и не придет к внутреннему краху… В проблемах с недостаточной логикой возможно нагромождение псевдорешений, и особенно важно избежать этой опасности. ТРЕТИЙ УРОВЕНЬ: сами действительные проблемы предстают как проблемы с недостаточным субъектом, они осмыслимы и разрешимы, но только для ИНОГО, принципиально иного, нежели мы, более совершенного субъекта. Однако мы тоже способны дорасти до этих проблем, если станем не просто развивать самих себя - таких, каковы мы есть, - но совершим радикальную работу над своей сущностью, если принесём в жертву сам прежний способ своего развития ради обретения ИНАКОВОГО способа развития. И если будем всегда неустанно учиться измерять не проблему своими способностями, а наоборот, свои способности - проблемой, представшей, может быть, пока ещё в образе загадки и даже тайны. Мы должны здесь быть всегда готовыми стать инаковыми настолько, насколько этого требует от нас диалектика проблем, не меньше. Оглянувшись на наш опыт прошлого, мы нередко не без горечи вспоминаем, что когда-то отталкивали от себя или даже просто не замечали великих ценностей жизни и только в иные, более зрелые годы эти ценности, наконец, стали и для нас проблемой, и мы смогли воспринять чистую притягательную силу их смысловых полей. И кто знает, какие еще открытия ждут нас на пути судьбическом, если мы не устанем по нему идти, если не изменим своему путничеству?! Со-творческая жизнь - это и есть жизнь в проблемах третьего уровня, где важна и нужна наиболее строгая верность беспредельной объективной диалектике - верность всем своим человеческим, бытием, всецело и без остатка посвященным ей и постоянно заново выращиваемым из неё, из ее богатств. Однако как же может субъект быть верным диалектике в таких ее неявных, как бы затаённых смыслах? В таких, которые в качестве требований актуально вовсе не выступают - не оказывают на нас никакого принудительного влияния, не неволят нас силой уготованной детерминации, не подталкивают действием угрозы и награды за соблюдение или нарушение готовой, завершенной системы законов, - но которые мы сами, своим субъектным решением должны предъявить к себе? Как вникнуть в потенциальные глубины космической действительности, раскрытие которых предполагает наше собственное самораскрытие навстречу им? Вот тут-то и сказывается великое, ничем не заменимое значение нашего ОБЩЕНИЯ ДРУГ С ДРУГОМ. Общение и специфическая культура глубинного общения оказывается как раз тем "волшебным" проводником, посредством которого или благодаря которому недоступное становится доступным, тайное - явным, кажущееся лишь "потусторонним" - заполняющим собой "посюстороннее". И мы становимся причастными новым, прежде нам неизвестным уровням или "слоям" действительности, узам взаимодействия, смыслам устремленности... Общение - прекрасный и щедрый гид на пути со-творческой жизни, если, конечно, оно само не поставлено в заранее предусмотренные рамки, не ограничено избирательностью, не сковано - если оно само универсально по своему адресату. Универсальность общения обратно пропорциональна его чисто поверхностной интенсивности, информационно-технической нагнетенности, так называемой коммуникабельности. Последняя тем с большей легкостью скользит среди ролей и масок, привычек и потребностей, чем меньше в нем глубинного присутствия самого субъекта. Универсальность скорее предполагает не шум, но неспешность и тишину, нужную ради качества его, ради его чистоты от всего суетного. Тогда в нем претворяются три кардинальных единения. I. Единение человека с культурно-историческим БЫЛЫМ, дабы оно не было всего лишь прошлым, со всеми не напрасно пройденными путями и обретениями, со всеми инаковыми ценностями в их полифонирующем многообразии и трагизме отрицательного опыта. Культурно-историческое былое должно быть принято каждым как его собственная расширенная биография, как богатство таких накоплений, без вмещения которых в себя его жизнь анахронична и не может стать современной нынешнему со- творчеству. 2. Единение человека с ЧЕЛОВЕЧЕСТВОМ как претворение глубочайшей СО-причастности судьбы каждого судьбе всех и зависимости судьбы всех от судьбы каждого. Поистенне "свободное развитие каждого является условием свободного развития всех" (9, с.447) - важно видеть это и следовать этому во всякий момент времени, сколь бы велики ни были препятствия к строгому, не отложенному "на потом" выполнению этого условия, среди трудностей, нагроможденных историческими особенностями антагонизмов, отчуждения и т.п. 3. Единение человека со своим БУДУЩИМ - не в смысле экстраполяции наличных тенденций и только, а в смысле зовущего примера, который вся кому менее развитому, менее творческому субъекту ненавязчиво показывает субъект принципиально более высоко стоящий на путях космической эволюции. Но как же это все выступает применительно к непосредственной индивидуальной жизни человека в обществе? В действительной жизни человеческой, взятой во всей полноте ее многообразного содержания, есть иерархия задач, явных и не явных, иерархия ориентации на "злобу дня" или на цели и ценности, на принципы и духовные смыслы. На каждой ступени этой иерархии ориентации имеют неодинаковые по их широте смысловые поля и весьма различные "векторы активности" жизненной позиции. На самой нижней ступени - такие компоненты жизненной позиции, которые зависят (и в которых индивид именно зависит) от ближайшей социальной ситуации: от своего социально- ролевого и узкопрофессионального положения в составе своей общественной группы и своего класса, от обстановки, тесно обступающей его каждый день и час и вынуждающей его прямо реагировать на нее, вынуждающей подчинить ей даже свою мотивацию поведения. Таков ситуативный слой жизни, такова первая ступень жизненной тактики. Далее, над этой ступенью стоят те компоненты позиции человека как индивидуальности и как личности, которые он обретает и вырабатывает в себе, лишь поднимаясь над любыми ближайшими ситуациями и соотнося себя уже не столько с этими последними, сколько, прежде всего с глубинными достояниями его культурной эпохи, а через нее - с общей направленностью глобального, всемирно-исторического процесса. Здесь человек соотносит себя о другими не только внутри социальных ролей, а поверх них - с человечеством как противоречивой целостностью и с его общей судьбой на Земле. Таков над-ситуативный слой жизни каждого, такова ступень всежизненной стратегии, применяемой также и к тактике, разумеется, т.е. к непосредственным ситуациям. Наконец, есть в человеке как в субъекте еще и сверх-стратегический слой, образуемый собственно мировоззренческими принципами и не приходящими ценностями. Здесь человек как субъект соотносит свою жизнь не с каким-то ограниченным мирком, а со всем безначальным и бесконечным неисчерпаемым содержанием объективной диалектики. Здесь он осмысливает (хотя не обязательно лишь научно-теоретически) свою жизнь как занимающую своё определённое место в действительности вообще и претворяет свою судьбу перед лицом всей Вселенной, ведомой и неведомой, в ее незавершимой диалектической тотальности. Он здесь встречается с беспредельным миром самим по себе, и только поэтому ступень эта и называется заслуженно МИРО-воззренческой. Это слой принципов в строгом значении, которые могут раскрываться субъекту как высшие и как все более и более высокие, как ПУТЬ принципов. Отсюда понятно, что и направленность всякой жизненной позиции у индивида, прежде всего, должна быть поставлена на ее надлежащее место в этой иерархии. Если ситуативная направленность у индивида подчинена надситуативной и весь тактический слой жизни - стратегическим регулятивам, если жизненная стратегия личности подчинена, в свою очередь, сверхстратегическим высшим принципам, высоким мировоззренческим ценностям, то в таком индивиде, в такой личности мы имеем дело с принципиальностью. Вся жизнь его - и в социально-ролевом и в над-ролевом поведении, во всех поступках-решениях - есть жизнь из принципов, жизнь принципиального человека-субъекта. Но если, совсем напротив, индивид перевёртывает в себе всю иерархию задач и слоев жизненной позиции вверх дном, если для него низшее - ВСЁ, а высшее есть лишь некое оформление и выражение низшего, если омертвленные и выхолощенные внешние формы высших ценностей и принципов он превращает в подчиненное средство, значит, в таком индивиде мы имеем дело с чем-то худшим, нежели просто беспринципность, - с антипринципиальностью. Подобно тому, как нет человека вне адекватной ему общности, точно так же нет и направленности без приверженности. Так социальная направленность жизненной позиции человека сама опосредствуется со-приверженностью с другими. Какова у человека направленность по сути своей, по его высшим принципам и их конкретно-историческому претворению, такова и со- приверженность его с другими. Самостоятельно обретенная внутренняя ориентация жизни человека, его собственный ответ на вопрос: "ВО ИМЯ ЧЕГО Я?" - влечет в качестве своего обязательного следствия ответ на вопрос: "С КЕМ Я?" Первый вопрос определяет собою второй, и ответ на первый, даваемый всей правдой практически-конкретного делания человеком своей судьбы, подчиняет себе совершаемый и явно и искренне выбор решения второго. Но - заметим это! - так дело обстоит только в пределах принципиальной направленности. Жизнь принципиально-устремлённая, жизнь творческая тем и отличается, что в ней строго соблюдена смысловая иерархия и что со-приверженность личности и ее направленность суть не более чем КОНЕЧНЫЕ формы претворения бесконечной устремлённости. Это обязывает всегда видеть не сверх стратегические задачи с точки зрения локальных, а только наоборот, локальное и преходящее - в свете непреходящих принципов диалектики. Тогда-то диалектика и становится не просто "полезным пособием", не инструментом и оснащением, но внутренним, всепронизывающим образом жизни. Тогда беспредельная диалектика не остается "нейтральной" в выборе человеком своей судьбы и в процессе исторического вершения ее, но все более явно предстает - посредством культуры глубинной общительности - как логика самой творческой жизни. И тогда выясняется, что она есть: Не логика РАЗРУШИТЕЛЬСТВА, а логика универсального вос- паразитирования на космосе, ходящего СОЗИДАТЕЛЬСТВА: не логика СВОЕЦЕНТРИЗМА, а логика универсальной своей исключительности, взаимности и сопричастности: не логика присвоительства. а логика принятия всех противо- утилизаторства, "оседлания речий мира КАК СВОИХ СОБСТ- законов", ВЕННЫХ: не логика конкуренции, а логика братства: не логика навязывания себя и а логика "самоизменения" (I, с. 103), своей корыстной активности дабы стать ДОСТОЙНЫМИ миру, со-творчества: не логика как СВОЙ, "ЗАРАНЕЕ а логика "...абсолютного дви- УСТАНОВЛЕННЫЙ масштаб", жения становления" (22, с.482): не самозащита от тенденций а рождение себя заново в беспредельной объективной беспредельной объективной диалектики, не сопротивление ей, диалектике и ради нее самой. Философы лишь различным образом истолковывали мир и выражали антропоцентристское отношение к нему, но дело в том, чтобы, ИЗМЕНЯЯ МИР, ИЗМЕНЯТЬ САМИХ СЕБЯ и становиться все более достойными космического со-творчества. Порукой тому - сама диалектика, Огнем зажгися. Красным смелым. Синим спокойным. Зелёным мудрым. (140,с. 24) И так, перед нами выбор между двумя ориентациями рефлексивной деятельности, в особенности при определении нами смысла жизни. Первая ориентация такова, что мы признаем за объективное только то, что обратимо в наши полезные средства: вещи - в вещи-орудия, законы – в законы- инструменты. Тогда мы поворачиваемся спиною к любым объективным ценностным измерениям или качествам в беспредельной диалектике Вселенной. Такова рефлексия АНТРОПОЦЕНТРИСТСКАЯ, своемерная: человеческие решения принимаются в одностороннем порядке, как только наше собственное дело. Вторая ориентация построена на нашей абсолютной сопричастности всему остальному бытию и на сущностной нашей взаимности с ним, на нескончаемой встрече с его скрытыми потенциями (а поэтому и со своими собственными "дремлющими потенциями"). Мы призваны научиться безгранично уважать логику космогенеза, и слышать "голос" этой другой стороны (быть экологически не глухи), так, чтобы это слышание присутствовало и участвовало в каждом существенном поступке и решении. Такова принципиально НЕ-АНТРОПОЦЕНТРИСТСКАЯ позиция.